Денис Родькин. Я без этого жить не смогу!
Важно найти момент бесконечного роста
— Есть такая профессия — Родину защищать. Денис, однажды, в одном из своих интервью, Вы сказали, что есть ещё очень мужская профессия — артист балета. Почему, на Ваш взгляд, это одна из самых мужских профессий?
— Потому что, знаете, не каждый способен выходить на сцену и выдерживать те нечеловеческие нагрузки, что выдерживает артист балета. Для того, чтобы достойно выходить на сцену и достойно показывать уровень театра — будь то Большой или Мариинский Театр — для этого нужно очень много работать в зале, а для этого нужен характер. Характер воспитывается с самого раннего детства и, по большому счёту, мальчики и девочки в хореографическом училище имеют такой, немножко армейский режим — уже с самого раннего детства детей закаляют для такой трудной жизни, которая им предстоит в театре. Поэтому я считаю, что выдержать на сцене спектакль — будь то спектакль «Спартак», «Лебединое озеро» или «Щелкунчик» — это большой труд и для этого нужна большая сила воли и усидчивость.
— С какого возраста, обычно, начинается подготовка артиста балета? Когда началась Ваша подготовка?
— Обычно, начинается уже в 7 лет и, конечно же, лучше отдать ребёнка на подготовительные курсы в хореографическое училище. Потому, что это тот идеальный возраст, когда организм ещё крепок, но, в то же время, он ещё податливый и мягкий для растяжек, для разработки подъёма, для выработки прыжка. Но, судьба у всех разная и, допустим, великий танцовщик Рудольф Нуриев — он пошёл в балет очень поздно, а кто-то пошёл в балет очень рано. Вот, лично я пошёл в балет, когда мне было 11 лет. Меня устроили в муниципальную детскую балетную школу — это на тот момент ещё было непрофессиональное учебное заведение — и меня отдали в подготовительную группу. Только позднее, в 2003 году образовалось государственное хореографическое училище, и там я уже всерьёз начал заниматься балетом. Так что, по большому счёту, балетом я начал серьёзно заниматься когда мне было 14-15 лет. Судьба у всех разная и чем судьба сложней и нестандартнее, тем потом интереснее добиваться каких-то успехов, которые происходят с тобой в театре.
— Это некий азарт, правда?
— Да, безусловно! Потому что, когда вот так всё «по полочкам» и гладенько — это не интересно. А, хочется пройти через какие-то сложности, через какие-то препятствия и тогда вкус успеха намного слаще, нежели чем добиваться этого всего стандартным образом.
— Какие качества характера воспитывает профессия танцовщика? Что Вы в себе воспитали и продолжаете воспитывать и культивировать? Насколько я понимаю, Вас, в хорошем смысле слова «заводит», когда существует некий вызов в профессии или в жизни вообще?
— Если говорить о качествах характера, которые необходимы каждому артисту балета — это, конечно же, дикая работоспособность, трудолюбие и отсутствие какой-либо лени. Потому что, добиться успеха без труда и без усидчивости у нас практически невозможно! Можно иметь шикарные данные для балета, можно иметь шикарную внешность, что тоже немаловажно для балета, а, к сожалению, больших результатов не добиться. Всё-таки, в первую очередь наша профессия тренирует силу воли, трудолюбие и, как это ни странно, у нас очень много артистов балета, которые ленятся (и я в том числе). Бывают такие ситуации, когда не очень хочется идти, когда болят ноги, когда не хочется заниматься уроком классического танца и репетировать. И вот, именно в себе у нас у всех есть способность подавлять и боль, превозмогать лень, идти в зал и репетировать. Действительно, когда ты выходишь на спектакль, который репетировал через боль и очень долго, то в конце ты получаешь от зала очень большой аванс, в плане того, что весь свой труд в зале ты реабилитируешь на сцене. Я думаю, что в первую очередь наша профессия — это такой вызов своей лени, и за это я очень люблю свою профессию.
— А такие качества как вкус и чувство стиля, помимо дисциплины и волевых качеств?
— Вы знаете, у нас профессия субъективная и говорить о вкусе очень сложно — одному может нравиться один танцовщик, а другой — больше нравится другой танцовщик. Мне может нравиться белый цвет, а кому-то чёрный — вкус у всех разный — кому-то нравятся новые декорации, а кому-то нет — поэтому всё очень субъективно. Мне кажется, профессия артиста мало влияет на вкус и чувство стиля, и мне кажется, в большей степени вкус — от природы, нежели чем ты нарабатываешь его.
— То, насколько Вам нравятся декорации на сцене — это способствует вдохновению?
— Способствует, в первую очередь, атмосфера, которая на сцене: это и декорации, и свет, и оркестр. Ведь, для того, чтобы сложился хороший спектакль, важно не только, чтобы герои хорошо танцевали. Важно, чтобы танцевал кордебалет, декорации были соответственно спектаклю, освещение было, чтобы оркестр играл хорошо и без фальши — когда это всё складывается воедино, тогда получается хороший спектакль. Главный исполнитель, он, конечно, много на себя берёт, но целиком и полностью он один вытащить спектакль никогда не сможет, вне зависимости от таланта и масштаба танцовщика или балерины.
— Наверное, здесь очень подходит выражение «Короля делает свита»?
— Да, действительно это так, потому что один в поле не воин, как говорится. Безусловно, главный герой имеет важную роль в спектакле, но если что-то будет плохо: оркестр, декорации или костюмы не те, то уже не то ощущение после спектакля, поэтому очень важен целый ансамбль.
— Как часто у Вас проходят выступления, существует ли какой-то оптимальный ритм?
— В зависимости от репертуара. У меня в декабре — было две «Жизель», потом через три дня была «Дама с камелиями», потом, через неделю, у меня была «Легенда о любви», потом через два дня — ещё «Легенда о любви» , потом я уехал в Италию — ещё три спектакля и потом — ещё два «Щелкунчика». То есть, у меня было около девяти спектаклей в месяц — это очень много. Но, в январе у меня было всего два спектакля. Это зависит от афиши Большого Театра и от того, насколько тебя приглашают ещё где-то станцевать. Бывает такое, что месяц полностью нагружен, до 10-12 спектаклей, а бывает, что только два спектакля в месяц. Всё-таки, не стоит злоупотреблять спектаклями, потому что это — физический труд и для того, чтобы сохранить здоровье, нужно всегда танцевать с умом, и ни в коем случае не танцевать каждый день или по девять спектаклей в месяц. Нужно грамотно отдыхать и грамотно распределять свои силы.
— Вы по своим ощущениям можете распознать, когда приближается предел нагрузки?
— Вообще, организм артиста балета обманчив. Лично мне лучше, когда хоть что-то немножко побаливает — так я чувствую своё тело, распределяю нагрузку и не нажимаю на это место. А, когда я с утра просыпаюсь и чувствую, что у меня ничего не болит, я начинаю активно заниматься и потом, в конце дня, у меня это всё вылазит наружу. Поэтому, артисту балета полезно, чтобы у него всегда что-то болело, ведь не зря же говорят, что если у тебя ничего не болит — значит, ты уже умер. Это определение очень верное, на самом деле. У меня была масса травм с поясницей, с голеностопом — такие, у всех, слабые места — у меня вроде бы ничего не болело, я шёл в зал, репетировал там по 2-3 часа и всё, после этого у меня — то спину прихватит, то я ногу подверну, то ещё что-то. А, когда я встаю и у меня есть какая-то боль в мышцах, я понимаю, что мне надо больше работать с головой, нежели чем со своим телом — от этого результат лучше и моё профессиональное долголетие дольше.
— По поводу «работать головой». В одном из своих интервью, Вы заметили, что Н.М. Цискаридзе, в начале работы с Вами сказал: «начинай думать головой» и Вы упомянули, что Вы взяли от него это: «подумать прежде чем сделать». Вы могли бы раскрыть, что этим подразумевается?
— Есть такое выражение «семь раз отмерь — один раз отрежь». Это тоже самое — лучше семь раз подумать и один раз хорошо сделать, нежели чем — семь раз сделать, а потом подумать. Это, опять же, к вопросу нашего здоровья. Если ты будешь постоянно делать какое-то движение, не обдумывая, как правильно его сделать — и оно у тебя может не получаться, но ты его можешь делать, делать и делать… В итоге, ты получишь травму или у тебя устанет нога или, ещё чего хуже — случится какая-то серьёзная травма. Лучше перед тем, как сделать движение или выйти на сцену, вначале хорошенько обдумать каждый свой шаг: как сделать эти движения технически, как актёрски подать ту или иную роль, а потом выйти и всё это выдать. Я заметил, что когда выходишь такой, немножко «налегке» на сцену, то есть какие-то технические огрехи всегда, и в актёрском плане артист становится более пустой. Когда ты качественно продумываешь спектакль или репетицию — от этого совсем другой результат. Многие люди считают, что в нашей профессии особо напрягаться мозгами не нужно, но, на самом деле, это всё наоборот, потому что в первую очередь — мы должны думать головой, а потом уже своим телом. И импульс подаётся с головы в ноги, а не из ног в голову. Мне кажется, в любых делах нужна голова, а в балете, как и во многих других профессиях, это особо ярко выражено.
— Насколько велика физическая нагрузка артиста балета, для людей непосвящённых — с чем её можно сравнить? Сколько времени Вам приходится проводить в балетном классе?
— Если с чем-то сравнивать наше искусство, то его, наверное, можно только сравнивать со спортом. Потому что, такие физические нагрузки для обычного и нетренированного организма — невозможны. Для того, чтобы выйти и станцевать трёхчасовой спектакль — допустим, балет «Спартак», нужно готовиться к нему полторы-две недели, если я танцевал этот балет, а если не танцевал — я готовил три месяца. В этом спектакле было важно, чтобы я не сгорел раньше времени, потому что движения все очень силовые. Балетмейстер этого балета Ю.Н. Григорович говорит, что в этом балете нет полутонов, там всегда всё в полную ногу — нигде нельзя расслабляться и, даже если просто стоять в образе на сцене, то от этого силы тоже теряются. И, конечно же, помимо того, что есть физическая нагрузка, у нас ещё и драматическое давление на организм. Когда выходишь на сцену и отдаёшь в зал энергию, то люди на тебя смотрят и это всё забирает из тебя энергию. Помимо физической нагрузки ещё и эмоциональная нагрузка идёт, и я даже могу сказать — может я неправ — но балет, может быть, даже посложнее спорта — у нас только одна попытка.
— Я весьма далёк от балета, но очень хорошо знаю спорт и когда я в первый раз увидел вживую балет в Большом Театре, то для себя сделал открытие, что спорт здесь — это лишь один из компонентов…
— Но, Вы-то смотрели балет из зала. А, Вы бы пришли как-нибудь из-за кулис посмотрели, когда мы забегаем туда за занавес, за кулисы, как мы дышим, как нам держат водичку костюмеры (когда воду пьёшь, кислорода поступает больше). Это очень обманчивое впечатление, когда ты смотришь из зала и понимаешь, что всё легко и просто, а когда ты смотришь из-за кулис, то понимаешь, насколько это тяжёлая работа. Когда заканчивается первый акт балета «Спартак», некоторые артисты плачут от того, что физическая нагрузка настолько сильная. Первый акт — он самый сложный и очень у многих он вызывает всегда опаску перед этим спектаклем, потому, что надо выдержать, именно поставить себе цель и выдержать. Я лично — уползаю после первого акта, потому что, правда, очень тяжело — ещё одно лишнее движение там и всё, мне кажется, упадёшь на сцене. В первом акте поставлено ровно столько движений, сколько нужно.
— В начале своего пути Вы представляли, что так будет? Если бы знали об этом — это как-то повлияло бы на Ваш выбор профессии?
— На самом деле, я не думал, что так будет. Как и обычный зритель, когда в 5 лет я посмотрел танцы ансамбля «Гжель», мне это показалось настолько всё весело, беззаботно и непринуждённо — люди каждый день танцуют, им хорошо — танцуют утром, танцуют в обед, танцуют вечером… Когда люди работают в офисе или на заводах, они отдыхают тем, что они танцуют, а здесь, я думал, что я буду отдыхать каждый день — танцевать утром, вечером и в обед. На самом деле, это всё оказалось обманчиво — профессиональные танцы — это далеко не отдых, а настоящая каторга, я бы сказал. И, когда я учился в училище, то каждое утро вставал пол-восьмого, а 8:30 у меня уже был урок классического танца и, по большому счёту, я это всё проклинал. Но, потом я понимал, что я без этого жить не смогу, понимал, что у меня получается, я старался, и понимал, что если эти 8 лет, которые я отдал в хореографическом училище, пройдут зазря, то я себе просто этого не прощу. Я решил двигаться дальше и понял, что это должно стать моей профессией.
— Вкладывая так много психологически и физически — в какой момент Вы получаете удовлетворение?
— Удовлетворение я получаю тогда, когда заканчивается спектакль и идут финальные поклоны. Если спектакль прошёл хорошо, если у меня получилось всё, что я задумал — это, конечно же, великое счастье. Ну, и пару часов после спектакля, а потом — это всё забывается, нужно начинать всё с начала, работать над новым спектаклем. Самые счастливые мгновенья — это финальные поклоны.
— Статус «Премьер» Большого Театра — что это для Вас лично?
— Поначалу, когда я получил эту ставку, для меня это было большое счастье, потому что я учился в непрофессиональном учреждении, ставшем профессиональным только в 2003 году, тогда как Московская Академия Хореографии — это старейшее заведение нашего города, и уже выпустило немало артистов балета. А, вот, именно ансамбль «Гжель» — полу-профессиональный, и не выпускал ещё никого. И, когда я достиг в Большом Театре высшей ступеньки в балетной иерархии, то, безусловно, первый месяц я ходил даже немножко горд за себя, что у меня это получилось! Ведь, когда я пришёл в Большой Театр, то мало кто верил. Но потом, когда я гримировался на спектакль в качестве премьера, я уже понимал, что мне нельзя ошибаться — люди ждут от меня именно премьерского танца. Это, в первую очередь, большая ответственность — держать звание премьера Большого Театра. В то же время, это не даёт в зале расслабиться и заставляет работать с ещё большей силой.
— Было ли это Вашей целью — достичь этого уровня?
— Нет, это не было моей целью, потому что у меня Большой Театр вообще не был целью. Для меня казалось, что в БТ танцуют исключительно боги танца с выдающимися данными и те, кто закончил исключительно академию русского балета в Петербурге или Московскую Государственную Академию Хореографии. Мальчик из «Гжели» — как он мог вообще представить, что он может работать в БТ? Но, как-то так сложилось, что меня взяли в БТ — я пришёл туда, прорвался на просмотр и, видимо, это судьба. У всех, я повторяю, судьба разная, вот у меня — такая судьба. Ничуть не жалею — это очень здорово и интересно, что именно так случилось, но о Большом Театре (тем более, о премьерстве в БТ) я не мог никогда помыслить. Веру в то, что я смогу стать премьером БТ в меня вселил замечательный мой педагог, который увидел меня, Николай Максимович Цискаридзе.
— Сколько Вы работали с Николаем Максимовичем?
— Четыре года. Потом произошёл в БТ скандал, и с ним не продлили контракт. Поэтому, я сейчас работаю под руководством другого педагога. Но я считаю, что если бы не Николай Максимович, того, что я имею сейчас — ничего бы не было. Потому что очень важно в начинающем артисте балета увидеть те задатки, которые смогут его вознести на высшую ступеньку иерархии, ставку премьер.
— Какие качества в педагоге важны для того, чтобы потенциал артиста раскрылся?
— Должны быть две крайности: жёсткость и мягкость. Ни в коем случае нельзя давать в обиду своего ученика. Но, в зале нужно абсолютно жёстко с ним работать, чтобы добиться успехов, тем более, мы приходим в БТ когда нам 18-19 лет и мысли у нас (тем более, у мальчиков), не о том, чтобы танцевать и чего-то добиться. Всё-таки сознание приходит уже после двадцати, где в 21-22, понимание, что это — твоя профессия, и если ты будешь просто так сидеть сложа руки (у нас очень короткий балетный век) то, потом может быть уже поздно. И вот, педагог должен ученика именно настроить на то, что нужно очень много работать и без труда не вытащишь рыбку из пруда. Поэтому, педагог должен как можно больше уделять время ученику, не только работая с ним в зале над движениями и образом, но ещё и разговаривать с ним. Должна быть и теория. Мне повезло в этом плане, что со мной начал заниматься именно такой человек как Н.М. Цискаридзе ,потому что он дал мне очень много качеств, которые необходимы артисту балета, чтобы выжить в Большом Театре.
— Как родители участвовали в Вашей карьере?
— По большому счёту, мне профессию нашла моя мама, я особо не хотел быть артистом балета. Она меня отдала в начале на степ, во Дворце Культуры «Красный Октябрь» (у нас под домом было это заведение). Потом, она отдала меня учиться в музыкальную школу, в класс гитары. И потом, когда узнала, что в нашем же доме существует муниципальная детская балетная школа, она меня отдала и туда. Со степом и гитарой — не сложилось, хотя, мне это больше нравилось, чем балет. Но, с балетом — сложилось и, конечно же, в первую очередь, мама меня сподвигла, чтобы я стал артистом балета. Но, это ещё в несознательном возрасте произошло, когда мне было 9-10 лет, когда я вообще ни о чём не мечтал — лишь бы погулять, вкусно где-нибудь покушать сладенького. Но, мама видела всё это и смотрела куда надо. Благодарен маме, что она настояла, хотя, я со слезами, поначалу, ходил в балетную школу. Потом, я в это втянулся и сейчас я ей очень-очень за это благодарен.
— Однажды Вы упомянули, что мама хотела чтобы вы были всегда заняты, развивались, искали новое. Это непрерывное стремление — можно ли сказать, что оно задало правильный вектор и качество Вашего движения по жизни и в профессии?
— Безусловно, лучше в 9-10 лет развиваться, нежели чем я бы гулял по улице и впустую проводил время. Тогда я этого не понимал, а сейчас говорю ей большое спасибо. Наверное, мама во мне воспитала это качество. Мой папа полюбил балет совсем недавно, когда увидел балет «Спартак», после которого, обычно, все, кто даже не любит балет, становятся фанатами балета. Теперь ему и «Лебединое озеро» нравится, и «Щелкунчик», и «Дон Кихот», и «Раймонда» — всё нравится, что я танцую, потому, что «Спартак» в него вселил любовь к балету.
— Как артист должен учитывать размеры сцены и зала? В каком направлении артисту надо работать, чтобы занять масштаб сцены?
— Сцена Большого Театра для меня — она самая большая, не только по своим размерам, но и по своим духовным масштабам. Для меня, занять именно пространство сцены Большого Театра — во всех смыслах этого слова: и физически, и духовно — это очень-очень сложно. Потому, что на сцене БТ танцевали выдающиеся артисты балета, выдающиеся артисты оперы — этот Дух там живёт и он непобедим ничем! Для того, чтобы достойно выступать на сцене БТ, нужно попотеть в зале, но, что самое удивительное, когда ты выходишь на другие сцены — где-то за границей или в России — то понимаешь, насколько просто танцевать на этих сценах, и здесь дело не только в размере. После сцены Большого Театра мне было очень просто танцевать и в Гранд Опера, и в Париже на Елисейских Полях (замечательный зал, где Нуриев выступал), и в Нью Йорке — везде было как-то проще. А сцена БТ, она очень много забирает всего из твоего организма, и поэтому очень важно выходить на сцену БТ — будь то маленькая или большая роль — будучи на 100 процентов к ней подготовленным, потому что сцена БТ не прощает халтуры. И, повторяюсь, после этого — никакие сцены мира уже на страшны — будь то артист оперы или балета.
— Большая сцена — это и большой зал…
— Конечно, чем больше зал, тем и сцена больше. И, когда на тебя смотрит много народу, то и силы заканчиваются быстрее, ведь люди, которые приходят на спектакль, от тебя энергию тоже забирают. Конечно, самая большая сцена, насколько я знаю, в Новосибирском театре оперы и балета, и, конечно же, танцовщик пытается её всю занять: и пробежки, и подходы к прыжкам более масштабные, и пролететь больше. Соответственно, и сил забирается больше. Многие, очень профессиональные люди, мне говорят: ты рисуй, как бы, у себя в мозгу, что сцена должна быть такой, какая тебе нужна и танцуй на ней. Но, пока я этого делать не научился и когда я вижу большую сцену, я всегда хочу её всю занять, и если я её всю не занимаю, то для меня это какая-то недотанцованность. Поэтому, видимо, это не так просто танцевать и на большой, и на маленькой сцене. Нужен очень большой профессиональный опыт в этом плане. Мне ещё 25 лет, и я думаю, что я ещё научусь распределять — будь то большая или маленькая сцена.
— Зритель и сцена забирают энергию артиста, а откуда Вы её черпаете?
— Надо хорошенько выспаться и, желательно, не танцевать на следующий день. Сложно два дня подряд танцевать, потому что организм не успевает восстановиться. Организм должен быть отдохнувший и подготовленный к спектаклю, поэтому очень важно артисту отдыхать, чтобы наполниться сил и новой положительной энергией, чтобы дать её зрителю.
— Существует высказывание: движением можно выразить абсолютно всё, даже без слов. Очевидно, имеется ввиду не только движение тела, но и движение души, душевная энергия? Когда и благодаря чему движения могут сравниться или даже превзойти слова — что для этого нужно?
— Это очень правильное выражение, что движением можно выразить абсолютно всё без слов, но не у всех это получается, потому что этому надо учиться, это не просто так. Это ровно также, как научиться разговаривать на другом языке, и поэтому существует очень много балетов: кому-то близок «Дон Кихот», кому-то «Спартак», кому-то «Лебединое озеро». В зависимости от того, что человеку ближе — допустим, мне близок балет «Иван Грозный», где я танцую партию Курбского и с помощью движений, музыки, декораций легче передать зрителю то, что он хочет увидеть. Существует такое понятие — амплуа. Если ты, допустим, не совсем родился принцем, то очень сложно будет с благородными жестами. Если у тебя нет этого в крови, то выразить движениями слова будет очень сложно. И вот здесь, понятие амплуа: можно репетировать-репетировать в зале, танцевать-танцевать, но, в итоге, желаемого результата не достичь. Ведь, зритель может, попросту, не понять то, что ты им хотел показать, потому что это — просто не твоё амплуа.
— Что Вам подсказало, какой характер будет у Вашего князя Курбского? Ведь, Вы по-своему подошли к образу своего героя.
— Все образы в балете — собирательные. Если автор написал в книге про Красса, что он такой -то, не обязательно, что он и в балете должен быть такой. Поэтому, образ складывается из того, как его видят балетмейстер балета и сам артист. Допустим, когда я готовил Курбского, то для себя я решил, что это будет былинный русский богатырь, потому что у меня и внешность достаточно русская и сам я, для балета, достаточно крупный парень. Я решил, что будет масштабно, крупно и что у меня — былинный русский богатырь, что для сцены будет очень хорошо, именно в русском балете. Поэтому, очень важно чтобы танцовщик не только опирался на то, что написал автор, но в первую очередь, чтобы он полагался на себя, и чтобы над своей партией он думал — какой будет мой герой? И обдуманность это очень-очень важно.
— Как Вы для себя нашли этот правильный образ былинного богатыря?
— Когда я шёл на первую репетицию, я не думал, что у меня он будет именно такой и всё. Когда я начал репетировать, то у меня начала внутри искра появляться, что он должен быть именно такой. У нас в репетиционных залах стоят зеркала и я смотрел на себя в зеркало и понимал, что движения должны выглядеть именно так, и именно русский богатырь должен быть у меня в партии князя, такая, русская удаль. Я к этому стремился и когда посмотрел на себя со стороны то увидел, что хотя ещё не совсем, с моей точки зрения, достиг пика в этой партии, но всё равно то, что я хотел сделать в зале, у меня на сцене получилось.
— То есть, верное направление в развитии образа уже найдено?
— Да, оно правильное и в этом направлении мне нужно двигаться потому, что именно этим я могу как-то зацепить зрителя.
— Однажды найденный образ для Вашего героя — не становится какой-то данностью, а живёт, развивается, дополняется и Ваш Курбский, спустя какое-то время, будет отличаться от того, который был на премьерном показе?
— Конечно, ведь мы же развиваемся! Князя Курбского я станцевал когда мне был 21 год, когда понимание жизни у меня было совсем другое и отношение, конкретно к этой роли и к театру, балету было другое. Сейчас, спустя 4 года после премьеры, я понимаю, что для меня князь Курбский будет абсолютно другим — более опытный, заматеревший. На премьерном спектакле я волновался — сейчас это волнение уйдёт на второй план, потому что я понимаю, что эта роль у меня уже «в ногах», что это сделано, он будет более уверенный. Но об этом, наверное, должен судить зритель в зале, сравнивая премьерного Курбского с тем, который будет сейчас. Мне, конечно, сложно предсказать какой он будет, но я надеюсь, что он будет развиваться в лучшую сторону.
— Среди тех ролей, которые Вы сыграли — можно ли выделить любимые? Как у Вас складываются отношения с Вашими ролями, существуют ли какие-то этапы или ступени развития?
— То, что сейчас я танцую в Большом Театре — я абсолютно обожаю все свои роли! Потому что, это роли главных героев, это заглавные роли. Есть, конечно, роли, которые мною особо любимы, где технически я ни за что не волнуюсь, и в этих ролях купаюсь. Это партия Хозе в балете «Кармен» и партия князя Курбского в балете «Иван Грозный». Когда я их танцую, то ощущаю себя целиком и полностью «в своей тарелке». Но, есть и другие роли: я танцую Спартака уже на протяжении 4 лет, и всегда выхожу и не знаю, какой на самом деле будет спектакль? Я этот спектакль понимаю уже после того, как он завершился — какой у меня получился Спартак. Все танцовщики говорят: «-Ты, когда выходишь на сцену танцевать Спартака, для тебя абсолютно перестаёт существовать реальная жизнь. Ты настолько погружаешься в образ, что ты Спартак, в той эпохе, раб, тебе надоело это рабство, что ты поднимаешь восстание, тебя предают». Действительно, после этого спектакля, три дня ходишь какой-то абсолютно опустошённый, и после этого ты начинаешь восстанавливаться и приходить к жизни. Там очень много акробатических поддержек и, несмотря на то, что я достаточно большое время танцую этот балет, я всегда волнуюсь. Все роли, они достаточно индивидуальны и где-то ты волнуешься за технику, где-то за образ, а где-то — как в партии князя Курбского и партии Хозе — я чувствую спокойно себя, и это позволяет мне больше сосредоточится на актёрской игре. Наша профессия уникальна тем, что все роли абсолютно разные, и чувствуешь себя в них по-другому, репетируешь с другим настроем. Поэтому, это ещё один плюс, что отличает нашу профессию от спорта: в спорте тренируешь-тренируешь одну программу, потом на олимпийских играх что-то не получается — ещё несколько лет тренируешь. А у нас, всё-таки, всегда всё разное и это очень интересно — у нас и классика, и современная хореография, и в классическом репертуаре все партии — абсолютно разные, не похожие на себя. Поэтому, мне кажется, балет интереснее спорта.
— Насколько я могу позволить себе делать какие-то суждения, на мой взгляд, балет объединяет в себе, очень многие виды искусств — музыка, изобразительное искусство, хореография. Когда я это впервые увидел, то проникся уважением и осознал, насколько это титанический труд — сделать такую постановку.
— Самое сложное в том, что у нас на сцене только один шанс. У нас нет второй попытки, мы не сможем уже выйти и перетанцевать вариацию. Если бы я занимался скульптурой и у меня что-то не получилось, то я это как-то затёр и заново сделал. Если это живопись и у меня не получилось — я ещё раз это сделал. А у нас это — вышел и будь, пожалуйста, добр делать это всё целиком и полностью сразу. Вот, в этом сложность — волнуешься за то, что у тебя всего одна попытка. Когда ты только начинаешь в театре, начинаешь танцевать какие-то главные роли, то понимаешь, что нужно показать на самом деле максимум, потому что второго шанса, может, вообще никогда больше не будет.
— Как артист балета приходит к такому умению — с первой попытки всё сделать так, как надо? Благодаря чему это становится возможным?
— Изнурительная работа в зале каждый день.
— Какой образ Вам хотелось бы примерить и станцевать за рамками Большого Театра?
— Честно говоря, пока над этим не задумывался. Задают очень много вопросов на эту тему, но пока я об этом не думал, потому что я считаю, что должен станцевать всю балетную классику. А потом, когда мой организм уже станет менее прыгучим — к сожалению, так когда-то будет, где-то после 30 — тогда я уже займусь другим, наверное это будет современная хореография. А пока, у меня цель — станцевать всю балетную классику, которая сейчас идёт у нас в Большом Театре. У нас очень хороший, разнообразный репертуар — и Юрий Николаевич Григорович, и Джон Ноймайер, много современных балетмейстеров — в БТ с этим проблем нет.
— Вы однажды упомянули, что из постановок Ю.Н. Григоровича Вы могли бы исполнить любого героя, что они Вам как-то ближе — благодаря чему это получается?
— Это, наверное, какая-то данность от природы, потому что я никогда не думал, что я буду танцевать конкретно Спартака. Я всегда думал, что если я будут вводиться в балет «Спартак», то это будет Красс. Недавно, у нас в театре был педагог-репетитор, он мне предлагал и Абдерахмана в «Раймонде» танцевать (хотя, я там танцую Жан-де-Бриена), и в «Иване Грозном» самого Ивана станцевать. Наверное, я чувствую балеты Григоровича, независимо от того, какой это герой: Спартак или Красс, Иван или Курбский. Для меня это очень хорошо, что у меня такой диапазон. В «Лебедином озере» танцую и принца Зигфрида и Роберта, злого гения и я, как-то, чувствую и то, и другое. Просто, в зависимости от моего настроения, надо правильно всегда настроиться, и хороший актёр умеет исполнять как отрицательные роли, так и положительные и я к этому стремлюсь. Конечно, мне хотелось бы попробовать ещё другие роли в балетах Григоровича, кроме тех, что я сейчас танцую.
— Как Вы настраиваетесь на выступление, с какого момента Вы начинаете настраиваться?
— У меня нет какого-то конкретного распорядка. Главное — чтобы я выспался, был отдохнувшим и, конечно же, был хорошо разогретым на спектакль. Естественно, чтобы роль у меня была полностью отработана и отточена. То есть, каких-то диет или «с какой ноги я встану» — у меня этого нет. Просто, надо выйти на сцену и сделать так, как ты это репетировал.
— Какое у Вас настроение перед выступлением?
— Настроение чаще всего плохое, потому что понимаешь, что нужно будет серьёзно напрячься и отдать очень много сил. Но, когда заканчивается спектакль, начинаешь ругать себя за эти мысли перед спектаклем. Всё-таки, после спектакля, я отдаю должное второй части, потому что стоит пережить это (немножко мрачное) настроение перед спектаклем и перепады физической нагрузки, ведь аплодисменты зрителей после спектакля — это ни с чем несравнимое удовольствие и главная награда за твои труды.
— Это, наверное, как у спортсменов — медаль за Олимпиаду?
— Это точно!
— Тот диапазон характеров, которые Вы исполняете — благодаря чему Вам удаётся передать настолько разные образы? В чём секрет?
— Это момент актёрского дарования. Потому что, когда я начинаю репетировать роли, то в начале не чувствую того, что я должен показать на сцене. Всё-таки, это приходит с ежедневыми репетициями. Но есть роли — как принц Зигфрид — которые мне сделать намного легче чем, скажем, Спартака (с точки зрения образа), потому что характер у меня — более располагающий к образу принца, чем к Спартаку. Поэтому, нужно в каких-то ролях через себя переступить. Всё-таки балет — это театр, а в театре — спектакль, а в спектаклях — нужно показывать тот или иной образ. Спектаклей очень много, везде образы разные и, конечно же, нужно учиться, чтобы с одного образа переключаться на другой. Но, это всё приходит с опытом. Потому что, можно без конца гениально танцевать принца-принца-принца, а исполнить какую-то другую роль — для тебя будет никак, потому что все будут тебя видеть только принцем, и это очень обидно, когда ты становишься артистом одной роли. Поэтому, мне бы очень не хотелось быть таким артистом, а работать над многими ролями, ведь чем больше у тебя удачных ролей, тем больше у тебя удовлетворённости, как у артиста.
— Наверное и диапазон получаемых эмоций тоже шире?
— Конечно, да и интереснее делать всегда что-то новое! Когда я начинал танцевать, то всегда после того, как станцую какой-то балет, сижу и думаю — вот, теперь я понял как надо! И, вот, только второй спектакль — уже идёт совсем по-другому. Премьеры — это всегда очень сложная вещь и не всегда знаешь, как пойдёт спектакль, поэтому, чем больше у тебя ролей, тем больше у тебя опыт, тем легче тебе вливаться в другой спектакль совершенно другим образом.
— Очень важно суметь войти в образ перед выступлением , а нет ли проблемы с выходом из роли после выступления? Насколько легко уже не быть Спартаком после того, как Вы вышли из театра?
— На самом деле, из самого образа выходишь очень быстро, часа 3-4 на это надо. Просто, понимаете, остаётся физическая усталость. А чтобы выйти из образа, всё-таки, человек должен уметь контролировать свои эмоции. Для меня не было никаких проблем выходить из образа, я никогда ничего не громил, ни бунтов, ни восстаний не поднимал — на то он и артист, чтобы на сцене быть одним а, в жизни абсолютно другим. Очень важна способность артиста, выходить из образа и очень много киноактёров, я знаю, которые не вышли из образа того или иного героя. Всё-таки, в балете немножко другая история: у нас искусство более эстетическое, нежели глубоко погружаемое в образ. Мы передаём свои эмоции через движения и полностью себя не вкладываем так, как это делают драматические актёры. Если мы будем полностью себя вкладывать, то движения будут абсолютно другими. Всё-таки, нужно через движения зрителям показать образ в спектакле, но выходить на сцену только ради движения нет смысла. Нужно, чтобы сердце и душа были в актёрском составляющем, но, в то же время, и о движениях не забывать. В нашей профессии важна совокупность образа и движения.
— Век артиста недолог, задумываетесь ли Вы уже сейчас о том, кем хотите себя видеть, например, в 45 лет или ещё рано об этом думать?
— Пока, я серьёзно об этом не думал, у меня уже есть высшее образование — я закончил педагогический факультет Московской Государственной Академии Хореографии. Но, преподавать, честно, пока не очень хочу, не хочу связать с этим свою дальнейшую жизнь, после завершения карьеры танцовщика.
— Как Вам удалось совместить учёбу и активную занятость в спектаклях?
— Московская Государственная Академия Хореографии находится при Большом Театре и педагоги там понимают, что я работаю в театре, что я занят на спектаклях, бывают гастроли и поэтому идут на уступки. Но, в то же время, и требуют больше, потому что понимают, что артист балета должен не только хорошо поднимать ноги на сцене, а ещё и думать головой, что-то знать ещё и иногда, на экзамене, они на меня «насаживались» все. Но, очень много артистов, которые совмещали учёбу и работу, и от этого пока ещё никто не пострадал, а наоборот.
— Кого из артистов и почему Вы можете назвать своими кумирами, из танцовщиков?
— Наверное, я назову двоих людей. Это Михаил Барышников, который обладал исключительной работоспособностью, не имел каких-то сверхвыдающихся данных, которые бы позволили ему достичь тех высот, большей частью, он своим трудом, упорством, желанием танцевать всего достиг. Ещё одного человека отмечу, который танцевал не так давно — это мой педагог Николай Цискаридзе — это пример того, что артист балета — это не только человек, который умеет хорошо танцевать, а он ещё и умеет хорошо разговаривать, и с мышлением у человека всё на высшем уровне, поэтому я, в этом плане, восхищаюсь Николаем Цискаридзе.
И балерины меня очень многие восхищают и педагоги балета. Слава Богу, в балетном мире есть с кого нам, молодёжи, взять пример.
— В чём заключается Ваш профессионализм, как партнёра — во время репетиций, во время выступлений? В чём Ваш профессионализм должен проявляться в отношении партнёрши?
— Как ни странно, в первую очередь, профессионализм должен проявляться не только в том, что я крепко, хорошо и стабильно держу партнёршу на ноге, а чтобы между нами были чувства. Потому что, как мы все знаем, все балеты, они — про любовь, поэтому очень важно показать взаимоотношения двух главных героев. Наверное, о профессионализме можно говорить, когда ты видишь на сцене дуэт не в плане физический, а в плане эмоциональный, чтобы люди друг другу подходили по эмоциям, по темпераменту, по взаимопониманию на сцене. Конечно же, важно чтобы партнёр хорошо и крепко держал балерину на сцене, но и балерина должна стоять на ногах.
— Бывает ли Вам сложно с партнёршами?
— Слава Богу, в моей практике это большая редкость, потому что все партнёрши, с которыми я танцую на сцене — они все восхитительные и взаимопонимание у нас — на высшем уровне.
— Балетная тема сейчас становится всё популярнее и вне театра: балетных артистов снимают в кино, приглашают участвовать в рекламе, модные дизайнеры за вдохновением частенько обращаются к балету. Как Вы считаете, почему это происходит, и что танец добавляет в жизнь?
— Отвечу очень кратко: те люди, которые близки к искусству, когда у них был трудный рабочий день, скажем так, они идут в театр и выходят из театра абсолютно другими. Безусловно, балет — несмотря на то, что для нас это тяжёлый физический труд — для людей это отдых души и организма от всех окружающих проблем. Конечно, я горжусь, что когда проходит спектакль, те люди которых я приглашаю, они выходят из зала со свежими эмоциями и очень важно, чтобы балет дарил новые эмоции людям. Я всегда стараюсь для этого на сцене.
— Получается, что Вы дарите людям праздник Души!
— Конечно! И поэтому для людей, которые близки к искусству (Вы сказали, дизайнеры ищут вдохновения, а они, всё-таки, люди, которые близки к искусству), балет — это очень вдохновляющий вид искусства.
— Какие Ваши профессиональные мечты уже сбылись?
— Вы знаете, всё о чём я мечтал — уже давно сбылось! Я и не мечтал исполнять премьерские роли и быть главным героем на сцене — я просто мечтал танцевать в кордебалете, работать в Большом Театре. Но, знаете, аппетит приходит во время еды, и с каждым разом всё больше! Сейчас, я мечтаю о том, чтобы перетанцевать весь классический репертуар в БТ. Потом, я думаю, что захочется современную хореографию, а что будет дальше — я пока загадывать не буду, потому что я понял, что аппетит приходит во время еды.
— Что Вами движет, из чего возникает желание станцевать ту или иную партию?
— На самом деле — атмосфера того или иного спектакля и, как ни странно это звучит — музыка. Естественно, сейчас я музыку воспринимаю по-другому, нежели я воспринимал её раньше и именно музыка очень важна, чтобы сподвигнуть или возбудить в тебе желание станцевать ту или иную роль и, конечно же, сама атмосфера спектакля. Возвращаясь к балету «Спартак», атмосфера там совершенно необыкновенная! Мой брат и папа, которые никогда не любили балет — они после этого балета по-другому посмотрели на этот вид искусства. И мне приятно, что хотя бы двоих людей, которых я знаю, я пристрастил к этому виду искусства.
— А изначально, когда Вы выбрали эту профессию, как Ваш папа относился к такому выбору?
— Он не мешал мне и не говорил «это всё плохо» и так далее, но всё-таки ему хотелось, чтобы я был врачом или военным. Но, когда он посмотрел каких энергозатрат мне стоит профессия, то он забрал свои слова обратно.
— Есть ли разница — танцевать под живую музыку или под фонограмму? И в чём она?
— Вообще, балет лучше не танцевать под фонограмму, потому что это такой вид искусства, где всё воспринимается в целом, всё в совокупности. Поэтому, в театре должна быть живая музыка. С другой стороны, сейчас делают трансляции спектаклей из Большого Театра и, действительно, очень красиво всё снято, и я считаю, что это очень здорово, что очень многие люди, которые не могут попасть в Большой Театр, имеют возможность соприкоснуться с этим прекрасным миром искусства балета и БТ.
— Немножко жаль, только, что эмоции и аплодисменты зрителей в кинозале, которые хочется передать артистам после просмотра балета на широком экране — достаются холсту!
— Это точно!
— Когда и благодаря чему Вы обрели уверенность в себе, поверили в себя?
— Когда я попал в Большой Театр и за меня взялся такой педагог, как Николай Цискаридзе. Когда такие люди берутся за тебя, ты понимаешь, что чего-то стоишь в этой профессии, и если работать, то всё получится.
— В работе с таким педагогом начал ли проявляться у Вас какой-то свой почерк, и можно ли говорить, что у танцовщика есть свой почерк, и нужен ли он?
— Безусловно! Потому что, на сцене танцовщик должен быть яркой индивидуальностью, ни на кого не должен быть похожим. С самого раннего детства — я даже не говорю, с самых ранних моментов работы в театре, я говорю сейчас о том, когда человек приходит в профессиональное учебное заведение — ему надо, уже с самого начала, приобретать свою индивидуальность. В любом артисте — будь то характерный артист, классический артист в балете — должна быть яркая индивидуальность. Потому что на сцене, такие танцовщики как: Васильев, Лиепа, Владимиров, Лавров — в первую очередь, поразили своим масштабом личности! И поэтому очень здорово, когда театр наполнен такими личностями. Тогда театр живёт, развивается и спектакли проходят на совершенно другом уровне.
— Во время выступления, Вы как-то чувствуете зрителя в зале или Вы полностью отдаёте себя роли, танцу и для Вас не существует ничего?
— Честно говоря, когда зритель в зале, то танцевать тяжелее. Не в плане физически или эмоционально, а потому, что ты понимаешь, что на тебя смотрят люди, которые из тебя выпивают, всё-таки, энергию. Когда на тебя смотрит, допустим, в Большом Театре, около двух тысяч человек, ты это чувствуешь. Естественно, это волнение и ты понимаешь, что сидят люди в зале, что идёт спектакль, что ошибаться нельзя, а когда идёт сценическая репетиция, ты ощущаешь, что зал пуст. Но, без зрителей спектакль невозможен, потому что, когда выходишь на поклоны после танца — от зрителей тебе возвращается ещё больше эмоций, нежели чем зрители у тебя забрали. И очень важно артисту на сцене, чтобы были такие зрители, которые всегда относятся по-доброму к артисту. Есть такие зрители которым нравится другой танцовщик в этой партии, и они на тебя смотрят не очень добрыми глазами, скажем так, мягко. И это всё чувствуется, и артисту надо учиться абстрагироваться от ситуации и не обращать внимания.
— В Большом Театре большая труппа, насколько важен для Вас микроклимат в коллективе?
— За последние годы я уже абстрагировался от всей ситуации, потому что климат в коллективе бывает разный — дружелюбный и не очень. Главное — идти своей дорогой, и ни на что не обращать внимания. Нельзя нервничать по каждому пустяку в театре, потому что театр — это такое заведение, где всё-таки нервничаешь, мягко скажем. Ты должен быть сосредоточен только на искусстве, потому что интриги ещё никто не отменял и театр всегда был в интригах, потому что, век артиста балета короток и все хотят танцевать. Очень важно на людей, которые завидуют, не обращать внимания. И я немножко научился абстрагироваться от этой ситуации.
— Можно ли устать от балета? Перегореть? И как этого избежать?
— Я думаю, что это неизбежно, к сожалению… Потому что, когда ты мучаешь организм, он в какой-то момент начинает тебе сопротивляться. И я думаю, что от балета я устану, лет в 38 это точно, учитывая то, что происходит и, я надеюсь, и дальше будет происходить в Большом Театре, где я танцую много ролей. Я ещё активно потанцую и, пока я не достиг своего потолка — это очень интересно. Страшно, когда ты достигаешь своего потолка , и когда ты идёшь вниз. Вот тогда можно устать от балета. Хочется сохранить этот пик, чтобы всегда был запас, чтобы расти-расти-расти, ведь не зря говорят: «что не растёт — то засыхает». Поэтому, очень важно найти вот этот момент бесконечного роста, ведь когда человек всю жизнь учится и развивается, ему не надоедает дело которым он занимается.
— За что вы любите свою профессию?
— Я люблю свою профессию за то, что, рассуждая с эстетической точки зрения, нам очень просто сохранять свою фигуру и нам можно, на самом деле, есть очень многое, понимая, что на следующий день я пойду на класс, и у меня это всё выйдет. То есть, это такая замена фитнесу — другие люди специально ходят в спортзал, тренируются, а у нас уже это всё есть, включено в профессию! У нас профессия способствует здоровому образу жизни: нам не надо ходить в фитнес-клуб, чтобы подкачаться или ещё что-то делать — у нас это есть в зале! Качаемся мы тем, что поднимаем балерин, фитнес у нас — когда мы прыгаем. Из нас выходит пот, а с потом — все вредные вещества. Профессию свою я ещё люблю за то, что могу ездить по миру, ведь многим для того, чтобы куда-то съездить нужно ждать какого-то отпуска или ещё что-то. А я, помимо того, что занимаюсь своим любимым делом, ещё и посещаю различные места и это очень здорово — совмещать приятное с полезным. Вы знаете, наверное я так скажу: у меня нет рабочих дней — у меня всегда выходные!
— Ваши советы тем, кто сейчас учится и мечтает станцевать ведущие партии в балете?
— Родителям я советую, если вдруг сын или дочь не хочет заниматься балетом, но они чувствуют, своим родительским сердцем, что ещё может что-то получиться — чтобы они заставляли своих детей. Потому что, очень важно сейчас их заставить — ведь дети ещё не осознают очень многого! А зрелым ребятам, которые уже на первом-втором, пятом курсе хореографического и понимают, что балет — их жизнь: если в данный период жизни у них что-то не получается — им желаю, чтобы они перетерпели это, потому что без сложностей наша профессия не бывает, и чем больше сложностей, тем слаще потом успех того, чего ты добился!
На вопросы отвечал: Денис Родькин
08.02.2016